В армейских госпиталях не делят пациентов на своих и чужих. Сейчас под опекой лечебных учреждений МО, сообщил начальник Военно-медицинского департамента Виталий Андронатий, находятся 1,2 тыс. военных.

Начальник Главного военно-медицинского клинического ордена Красной Звезды центра "Главный военный клинический госпиталь" Анатолий Казмирчук привел диагнозы, с какими туда поступают бойцы АТО: множественные огнестрельные осколочные и пулевые ранения головы, шеи, грудной клетки, конечностей, баротравмы, тяжелые ушибы головного мозга. О многих говорят: "Не жилец". Но и таких удается спасти.

Среди военных медиков на передовой можно встретить настоящих героев и даже героинь.

— Мне приходится видеть их в деле — оперируют, несмотря на обстрелы "Градами", часто в очень сложных, походно-полевых условиях — в палатках, при свете фонариков, — рассказывает волонтер Тамара Шевчук. — К примеру, есть две молодые киевлянки — Аня и Женя. Одной 23 года, второй 27. Обе прошли Майдан. Сейчас служат в батальоне "Киевская Русь". В Дебальцево, по сути, кроме них, больше врачей нет. Говорят, что привыкли уже. К ним привозят тяжело раненых из 25-й, да и других бригад. И оперируют их нередко прямо под огнем противника, потому что в Славянск могут не довезти — умрут...

Хирурги, и самые опытные, с большим стажем в том числе, — суеверны. Только этим, пожалуй, можно объяснить встреченное в штыки наше желание побывать на операции кого-то из раненых в зоне АТО. Один врач прямо заявил: "Что-то обязательно пойдет не так, а на кону жизнь больного. Это все равно, что комиссия за спиной — заглядывает и поучает, как надо и что не надо делать".

Но мы не собирались никого поучать. И в конце концов наши аргументы возобладали. Персонал попросил только фамилий раненых не называть. Мол, родные некоторых до сих пор не знают, что случилось, и лучше не травмировать ни тех, ни этих.

Ведущий хирург. В 10 утра приезжаем к ведущему хирургу госпиталя Ростиславу Гибало. Его мобильный трезвонит беспрестанно, и в течение получаса невольно слушаем, о чем Ростислав Витальевич договаривается и какие вопросы решает.

Из Днепропетровска готовится вылет санитарного Ан-26 "Вита" — Гибало выясняет, сколько на борту бойцов, с какими ранениями и какое расчетное время прибытия в Киев, чтобы подогнать на аэродром скорые.

Своих, госпитальных машин не хватает, и ведущий хирург прикидывает, у кого попросить помощи. Тут же звонит в одну из столичных больниц: "Выручайте, летит 14 "трехсотых", надо встретить и быстро доставить к нам". Обещают подсобить, понимая, что АТО — не вздохи на скамейке...

Связь неожиданно обрывается. Гибало невозмутимо произносит как бы сам себе: "Ну не надо трубочку-то бросать!" — и снова звонит коллегам, жестами извиняясь перед нами, что заставляет ждать.

Не успел закончить разговор, входит врач-реаниматолог — уточнить, кого из больных готовят к отправке на лечение за границу. "П-ков есть в списке? Правильно, что включили. Ему сейчас такое лечение крайне необходимо".

По очереди заходят родители ребят, которые лежат в палатах — кто-то с выпиской из истории болезни, кто-то за консультацией... Мобильный не умолкает. Ведущий хирург кому-то докладывает: столько-то раненых в такое отделение, столько — в другое...

Наконец, доходит черед и до нас. Ростислав Витальевич уточняет, что именно хотим увидеть. Звонит начальнику клиники повреждений: "У меня здесь пресса. Да, прямо сейчас... Из газеты". И уже, обращаясь к нам, говорит: "Вас будут ждать у операционной отделения травматологии — по коридору прямо и налево".

В коридоре видим совсем молоденьких ребят — одни передвигаются самостоятельно, на костылях, другие в колясках, третьих на каталках везут медицинские сестры и младшие медсестры по уходу за больными.

Конвейер. До начала АТО плановые операции были трижды в неделю, а сейчас ежедневно и круглосуточно.

Разыграли. Подходим к указанному месту. Откуда ни возьмись появляется коренастый врач: "Корреспонденты? Раздевайтесь до трусов. Только быстро!"

Не совсем понятно, для чего раздеваться. Но приказ есть приказ. Еще и отданный строгим, не терпящим возражений, командирским тоном. Не уловив подвоха, в темпе вальса расстегиваю ремень...

Врач расплывается в улыбке: "Ладно, пошутил я. Не надо. Надевайте халаты, шапочки, маски... Да не так, — ловко показывает, как поверх обуви правильно надеть бахилы и при этом приговаривая: "Что ж вы так возитесь — бегом, бегом!"

Переглядываемся, вспоминая полузабытое армейское прошлое: с чувством юмора у военврачей, похоже, все в порядке.

...И вот, не без некоторого волнения, заходим в операционную. Из кассетника доносится бодрящая песенка "ВиаГры". На операционном столе лежит мужчина. Нижняя половина тела отделена легкой стерильной простыней. Левая нога вытянута, правая полусогнутая — ее и оперируют. Ступню придерживает операционная медицинская сестра. Под столом — тазик с окровавленными марлевыми тампонами.

Иглой и нитью. Врач Владимир Бондаренко напоминает портного — в руках нитка и игла, только не обычная, прямая, а в виде скобы — ею он зашивает большую рваную рану правой голени. На правой большеберцовой кости — аппарат внешней фиксации.

Пациента тоже зовут Владимиром. Тезка хирурга. И отчество, как у него, — Владимирович. Хоть загадывай желание...

Поначалу мы решили, что Володя находится под общим или местным наркозом. Но он, как выяснилось, все слышит и видит, что происходит в операционной, сквозь едва прикрытые глаза.

— Анестезия местная, блокирующая только ту область, которая подвергается хирургическому вмешательству, — вполголоса поясняет анестезиолог Александр Дяченко. — По-медицински — спинномозговая анестезия.

Александр наклоняется над Володей: "Как самочувствие?" Тот медленно поворачивает голову: "Нормально..."

Крепится. А по щеке предательски скатывается слезинка.

Володе 34 года. Боец Национальной гвардии. Войсковая часть 3027, город Кривой Рог. Поступил в госпиталь из-под Иловайска. 24 августа попал там в самое пекло. Получил сквозное ранение голени. Прооперирован в Старобешевской центральной райбольнице, где извлекли "инородные металлические предметы".

То есть осколки.

Через плечо медицинской сестры-анестезистки Людмилы Писаренко заглядываем в историю болезни:

"Открытый многооскольчатый перелом правой большеберцовой кости в средней трети со смещением осколков... 24.08.2014 выполнена первичная хирургическая обработка раны правой голени. Наложен задний гипсовый лонгет. Попутным транспортом доставлен в Киев, осмотрен и размещен в травматологическом отделении Главного военного клинического центра..."

Переводим взгляд на рваную рану, над которой сосредоточенно колдует хирург Бондаренко. И невольно поеживаемся — картина маслом, как сказал бы герой фильма "Ликвидация".

Медицинская сестра приносит врачу крутящийся стульчик. Владимир Владимирович благодарно кивает головой и присаживается, так же спокойно и уверенно продолжая свое "рукоделие". Эта операция с утра уже не первая, и не последняя, то есть не крайняя, как говорят у военных. Целый день на ногах, у операционного стола — не позавидуешь...

— До событий в зоне АТО у нас плановые операции проходили трижды в неделю — в понедельник, среду и пятницу, — негромко говорит нам Людмила Писаренко. — А теперь каждый день, и ночью тоже. И врачам, и операционным сестрам, и нам не раз приходилось ночевать прямо в отделении. За 13 лет работы такого еще никогда не видела. Ни войны, ни столько раненых...

Между тем хирург уже почти закончил зашивать обширную рану, делая аккуратный стежок за стежком. С чем бы это можно было сравнить? Ни с чем. Ничего похожего раньше видеть не доводилось...

— Ну, вот и все, — говорит Бондаренко через занавесочку своему пациенту. — Навели тебе красоту. Роспись свою оставлю, и будешь выздоравливать...

Операция, как сказала нам Людмила, длилась час и 10 минут.

Счет на сотни. После того как Володю увезли в палату, мы попросили врача ненадолго задержаться.

— Огнестрельные ранения конечностей, тем более с переломами костей, всегда содержат высокую степень риска, так как чреваты разного рода осложнениями, — говорит Владимир Владимирович, снимая халат. — Данный пациент поступил к нам уже с обработанной раной, но кое-что пришлось доделывать. Нами были выполнены повторная хирургическая обработка, фасциотомия (разрезы на фасции мышц для снятия отека. — Авт.), наложение аппарата внешней фиксации. За несколько дней в ране образовались грануляции, и нам удалось ее закрыть без кожно-мышечной пластики дефектов. Теперь больному предстоит длительный этап реабилитации, заживления раны. Где-то через месяц заменим аппарат внешней фиксации интрамедулярным стержнем, который будет стоять уже внутри кости. Сейчас пока это сделать нельзя — слишком высок риск осложнений. Пришлось делать и послабляющие разрезы, позволяющие не перемещать кожные лоскуты...

На уточнение, сколько все-таки времени понадобится для реабилитации, услышали: месяцев четыре-пять.

— У него и в руке осколки, но это уже следующий этап, — продолжает хирург. — Иногда они человеку не мешают, и их могут оставить в теле. У нас говорят: хорошая операция та, которая не сделана. Зачем лишний раз вторгаться в организм, если в том нет необходимости...

Оперировать бойцов АТО в отделении начали сразу, как только стали поступать первые раненые. Поначалу считали, а сейчас уже не до того.

— Несколько сотен — это точно, — говорит Бондаренко. — Если в госпитале лежат 150 человек, то половина наши. Сейчас в отделении почти 70 ребят. Из них наутро раненых из зоны АТО было 55.

Врачи отделения ездят на помощь к своим коллегам в другие военные госпитали МО на востоке Украины. Учатся друг у друга. Обмениваются опытом.

— Как ведут себя раненые, жалеют, что пошли воевать?

— Знаете, моральный дух бойцов вызывает уважение, — отвечает Бондаренко. — Несмотря на ранения, снова рвутся на передовую. Некоторым говорим, что период реабилитации продлится несколько месяцев. Некоторым — что уже не смогут воевать. Это пациенты с ампутированными конечностями. Те, у кого есть шансы вернуться, тоже знают об этом. В филиале госпиталя в Ирпене под Киевом находятся легко раненые — подлечившись, опять отправятся в зону АТО. 2—3 недели — и будут в строю. Великую Отечественную выиграли именно легко раненые — 70% военнослужащих, уже имевшие боевой опыт, возвращались на фронт. Так и сейчас. Молодые, которые только призываются, опыта не имеют. А уже обстрелянные знают, что делать и как.

Досуг: концерты, экскурсии и... рыбалка

Чтобы пациенты госпиталя не оставались наедине со своими печалями, их свободное время стараются наполнить культурными мероприятиями.

— Приезжали хор имени Веревки, капелла "Думка", Ирина Билык, Надежда Шестак, Иво Бобул, Виктор Павлик, самодеятельные артисты, — говорит замначальника госпиталя по работе с личным составом Геннадий Перов. — "95-й квартал" был. Очень радушно встречают гостей, оттаивают душой. А еще для нескольких ребят организовали… рыбалку.

Осколочные, проникающие

"Дмитрий Т. 25.08.2014 под Иловайском во время артобстрела получил огнестрельные осколочные ранения правого предплечья, правой лопатки, правой пятки. Был захвачен в плен. 26.08 переведен в Волновахскую райбольницу. 27.08 транспортирован в Днепропетровск, 28.08 в Киев".

"Вадим М. Огнестрельное проникающее ранение грудной клетки, левого плеча...". Сергей С... Петр Г... и многие другие. Выздоравливайте, ребята!

Боец ато: "в Израиле иначе"

Большинство ребят, проходящих лечение в Главном военно-медицинском центре, тепло отзывается о своих спасителях.

— Многих из нас вытащили с того света, собирали по частям, и спасибо большое, что ставят на ноги, — признался голубоглазый мужчина в спортивном костюме на инвалидной коляске, почему-то постеснявшийся представиться.

Услышали и другие отзывы.

— Если бы не израильские медики, которые взялись за мое лечение, — говорит Александр Кикин, на прошлой неделе вернувшийся в Украину после двухмесячного пребывания за рубежом и находящийся в столичном Институте ортопедии, — то еще неизвестно, был бы жив. У меня начались сильные абсцессы, раны гноились, а увидев, как в нашем госпитале лечили мою руку, тамошние врачи за голову взялись. На протяжении двух дней они только бинты на этой руке отмачивали. А восстановили буквально за три дня. Сейчас она полностью зажила. Израильская медицина творит чудеса. Конечно, лечение стоит больших денег, только день пребывания, без лечения, — $1000—1500 в сутки. Плюс анализы, обследование, операция — суммы фантастические. Но результат ошеломляет... Меня после ранения сначала привезли в Изюм, затем в Харьков, оттуда — в Киевский военный госпиталь, где ампутировали ногу. Теперь думаю: попал бы сразу в израильскую клинику — ее бы спасли. Парню, у которого была тяжелейшая травма, руку сохранили, и дела уже на поправку идут. А у нас уровень медицины совдеповский. С израильским и сравнивать нечего. Когда лежал в отделении гнойной хирургии, в жару, в палате было пять или шесть человек, вытяжка не работала, воздух застоявшийся, тяжелый. Привезли после операции, волонтер померяла температуру — 39,5°. Позвала медсестру, а та как отрезала, что много работы, и подойти не может. Только когда натекла лужа крови, засуетились. Опять забрали в операционную и по-новой начали зашивать рану... В реанимации хирургии нормально — удобные кровати, кондиционер, каждый час обход. А перевели в гнойную хирургию — там, как в полевом госпитале... Под койку подкладывают деревяшки, убеждая, что это самая лучшая кровать на все отделение: разве так должно быть? Нет, краски не сгущаю. Это и волонтеры подтвердят...

Сашины слова руководство госпиталя комментировать не стало, философски рассудив, что "каждый имеет право на свое мнение". 

Источник "Обозреватель"