В свою очередь, Виталий Владимирович просит сумчан помочь ему установить место захоронения его отца, репрессированного и расстрелянного в Сумской тюрьме еще до войны.

Холокост

— Мы, Шаповаловы, — сумчане коренные как минимум в третьем, а по матери так и в пятом поколении, — рассказывает Виталий Владимирович. — Жили на Шишкаревке. Раньше переулок назывался Копыловский (девичья фамилия моей матери Копылова). Потом коммунисты переименовали на Ватутина. Дом находился по адресу: Шишкаревский переулок, 13 — второй от угла (сейчас это перекресток Шишкаревской и нынешней ул.Малиновского). Дом был большой. На первом этаже жили мы, а внизу было полуподвальное помещение, когда-то оно было жилое. Там даже русская печь стояла. Во время войны мама там прятала еврейскую семью.

Точную дату я не могу сказать — то ли это был 1943 год, то ли раньше… Но я четко помню ситуацию. Мне тогда было лет пять-шесть. Бывает же, что детская память некоторые моменты сохраняет очень четко и надолго. Помню, выхожу на угол Шишкаревского переулка и нынешней Малиновского и вижу, как по улице Петропавловской в сторону городского кладбища ведут группу евреев (человек 30-40). Сопровождали их немцы с собаками. А со временем со стороны городского кладбища послышались выстрелы. Почему я понял, что это были именно евреи? Скорее всего, об этом были разговоры дома, так как мама в нашем доме прятала двух женщин евреечек. Они выжили. У нас даже у нас на память от них осталась маленькая салатница (или солоночка). Жили тогда бедно.

Уже после войны (году в 1947-50-м) мы пацанами в оврагах на месте, где сейчас построены станция переливания крови и стадион школы №3, находили останки человеческих тел. Выходит, людей расстреливали не на самом кладбище, а справа от него. Там недалеко стоял кирпичный завод, добывали глину, были яры и котлованы. А вокруг никаких зданий не было — ни стройтехникума, ни третьей школы, ни ЦГБ, ни станции переливания крови — сплошной луг. Сумы тогда были маленьким городом. Мы жили на окраине. А теперь это центр города.

Репрессии

— Хотя, наверное, это уже нельзя сделать, но все же я очень хотел бы узнать, где расстреливали арестованных в 1937-38 годах, когда были репрессии, — говорит В.Шаповалов. — Мой отец, 1890 года рождения, царский подпоручик. За то, что служил в царской армии, был осужден. Потом работал бондарем на консервном заводе на ул.Суджанская. Это все я прочитал в его биографии. В 1938 году кто-то на него написал, его арестовали (22 марта 1838 года) и поместили в тюрьму (Cумская тюрьма тогда находилась на перекрестке улиц Горького и Леваневкого. — Ред). По приговору «тройки» он был осужден на 10 лет. Мама все время ждала, что он вернется. Когда его реабилитировали (при Хрущеве), нам дали бумажку, что он невиновен, что он умер в 1945 году от порока сердца. После реабилитации маме назначили пенсию за отца — 22 рубля.

Мама умерла 30 лет назад, а я, уже при Ющенко, когда появился луч света в этой тьме, пошел в архив (сначала на Садовой, потом на Горького) — думал, узнаю об отце. Мне дали бумажечку, в которой читаю: Шаповалов Владимир Антонович, христианин, имеет одну хату, образование среднее, служил в царской армии… Читаю, читаю, потом мне приносят вторую бумажечку: «Шаповалов Владимир Антонович расстрелян 9 июня 1938 года».

Пусть даже он виноват перед советской властью, допустим, но меня поразило другое. До какого цинизма можно было дойти! Следователь пишет: «Предполагаю, что умрет в 1943 году». Вы понимаете?! Людей убивали, а писали «предполагаю, что умрет». Мне интересно: есть ли где-нибудь сведения о том, где таких, как мой отец, расстреливали: или в тюрьме, где сейчас базар и машины ездят (теперь там рынок «ВМ» и автостоянка), или вывозили в какое-нибудь другое место? Где они могут быть похоронены? Там не только мой отец, там сотни ре-прессированных. Возможно, кто-то что-нибудь об этом знает.