На сей раз она играла главную роль в спектакле «Похоже на счастье», поставленном ее дочерью, режиссером и художественным руководителем Киевской театральной студии «Сузір`я» Екатериной Степанковой.

Театр Щепкина в тот вечер был полон. А до этого негде яблоку было упасть в «Агенції промоції», где из-за количества желающих туда попасть пресс-конференция в рамках Всеукраинского театрального фестиваля «Чеховфест» переросла во встречу с горожанами.

— Вам комфортно на сумской сцене?

— Здесь мне все комфортно. Абсолютно все.

— Почему на столичных артистов ходят, а на своих не очень? В чем проблема провинциального театра?

— Проблема провинциального театра индивидуальна для каждого города. Мы были в Ривном, так там билеты раскупаются за два месяца до спектакля. Конечно, нет финансирования и всего, всего, всего… Но, мне кажется, очень важно, что этот театр несет. Тогда люди пойдут. К примеру, в Тернополе считается просто невозможным не пойти на новый спектакль. «Ты был на спектакле?» — «Нет». — «Ну как же так?!» Хороший спектакль или нет, но они должны это увидеть. Они понимают, что это очень важно. Там город и люди отвечают за уровень своего театра.

Это зависит, во-первых, от руководителя театра, потом актерского состава и от режиссуры и драматургии, какой сейчас немного.

Молодежи талантливой очень много, но эти тяжелые обстоятельства в стране не дают им пробиться к людям. Обнять их, поцеловать… А это и есть главное. Я выхожу на сцену, и я вас всех обнимаю, я вас всех люблю, я к вам обращаюсь.

После спектакля дочери Кате позвонили по телефону и сказали: «Боже! Мы шли на Роговцеву, а увидели такой спектакль, таких людей! Что это за люди, где они играют? Где их можно увидеть?» Это самая дорогая оценка.

Театр всегда был в плохом состоянии — начиная с Мольера. Ему всегда плохо. Либо его принимают короли и берут от него все, что хотят, или он выживает, как может. Так что это нормальное состояние театра. Все равно то там, то там у нас выскакивают талантливые актеры.

Проблема государства в том, что замечательные актеры есть, а их не знают. Это страшно. А надо, чтобы знали и ими гордились.

Вот была ситуация, когда все считали, что российские актеры значительно лучше украинских. А наши вообще ничего не умеют. При этом нас всегда приглашали в Россию. Но почему-то не рассказывают, что мы в России лучшие, а рассказывают, что мы всего лишь там есть.

Если собственное телевидение не будет сосредоточено на собственных актерах (подобно Ахтему Сеитаблаеву в проекте «Храбрые сердца» на «1+1»), так будет и дальше.

— Какие отношения у Вас складываются с коллегами в России, после того как Вы высказали свою позицию по отношению к агрессии?

— Я все время работала в русском театре, в последние 10 лет очень много работала в кино и театре в России. Россия меня кормила. Я не могу о ней говорить плохо. Но…

Например, Гафт спросил: «А разве есть украинский язык?!» Идет запись. Я ему: «Валя, ты сейчас сказал, что меня нет. Что ты говоришь?! Остановите запись, я пошла отсюда». — «Нет, нет, Адочка, я не то хотел сказать». — «Что ты не то хотел сказать, Валечка?!» Это у них в крови, что у нас дурной язык, что у нас все какое-то второсортное…

Мы встретились с Гафтом в Харькове на фестивале украинской книжки. Украинской книжки! Разговаривали, разговаривали… И вот я ему говорю: «Смотри, Валя, это фестиваль украинской книги на Украине, а ты слышал украинское слово?» А он мне: «Разве оно есть?» Мол, это дурость какая-то. Меня это зацепило. Я перед ним выступала. Сначала я говорила, потом запела. Это было долго, все слушали, плакали, и стихи были, и все, все, все... Я возвращаюсь за кулисы, а он идет мне навстречу выступать и говорит: «Ну да. Есть язык. Есть». Да чтоб ты был здоров, Валечка! Т.е. их надо брать и тыкать мордой. Но у нас нет информационной культуры. Или мы забавляемся какими-то шароварами и вышиванками. Все мы знаем, что такое национальный костюм, традиции, но только этим жить нельзя.

Хорошо, что Ленина в Запорожье нарядили в вышиванку, но лучше, чтобы его совсем не было. Мы сейчас живем в такие времена, когда нам всем надо ставить цели и идти. Каждому из нас надо делать все, причем там, где это требуется в первую очередь. Идет война, гибнут наши солдаты, а мы все равно ходим в театр, ставим спектакли — живем, не понимая, что завтра может на нас упасть бомба.

— Непонятно: нужен ли сейчас театр?

— Думаю, что нужен. Вот мы играли в Тернополе спектакль (комедия — местами очень смешная, местами драматичная), а на следующий день там должны быть похороны бойца. Я вышла перед спектаклем и спросила: «Спектакль на русском языке. Это комедия. Надо ли играть?» В зале были такие аплодисменты: «Надо!», «Очень надо!»

Нужно утешение. Надо посидеть, подумать о чужой боли, о чужом страдании, о чужом мире, сопоставить свою жизнь с тем, что происходит в спектакле. Такой театр нужен.

Почему мы поехали в пять городов — Славянск, Краматорск, Артемовск, Лисичанск, Северодонецк? В Славянске вышел один человек и говорит, что сегодня они впервые плакали от счастья, а не от разрывов бомб. Очень важно говорить с людьми, а если ты говоришь языком искусства, это важнее вдвойне.

— О чем надо говорить сейчас со сцены?

— О Любви. Любовь должна быть сейчас главной среди людей — в каждой семье, в каждой паре и в каждом коллективе и во всей стране. Только любовь, только нежность, только вера. Леся Украинка сказала: «Без надежды надеюсь» — вот сейчас, в наше время, мы должны исполнять ее наказ: надеяться без надежды. Ведь действительно надежды совсем нет никакой, но мы должны надеяться.

— Чем Вам интересна роль в спектакле «Похоже на счастье»?

— Роль интересна тем, что в ней есть судьба. А если просто надо что-то приклеить и покрасоваться, это мне неинтересно.

Моя героиня, глубокая старуха, бросила богадельню, ушла в никуда, но при этом почувствовала себя человеком. Что думают люди, к которым я обращаюсь? Кто из наших людей может решиться на такой шаг? Конечно, у нее достаточная пенсионная книжка, она обеспеченный в старости человек и она может куда-то уйти. Но так должно быть. К старости человек должен быть обеспечен! Не храмами, не януковичами, а элементарно — книжка, одежда, еда, средства на подарки детям и внукам, жилье. Иначе государства нет. Иначе жизни нет на Земле. От этой несправедливости рвется планета. Вот по сути пьеса об этом.